После осознания своего дара, я лечил ежедневно. Сначала всех родственников, друзей (многие из них даже и не знали, о том, что я их лечил), потом предложил свои услуги знакомой девушке на работе, которая мучилась с серьезно больным мужем. Предложил за деньги. Плату я запросил чисто символическую, особенно учитывая характер заболевания (лекарственноустойчивая форма туберкулеза). Исцелить этого человека также не составило никакого труда для меня. Деньги я взял не сомневаясь.
Плохо было лишь то, что каждую ночь, с того дня, как я вылечил Марину, мне снились кошмары. Я не помнил их содержания, но отвратительное чувство беспомощности и мерзости еще долго не оставляло меня после пробуждения.
Сейчас, когда я осознаю полную картину реальности, доступную пониманию ущербному мозгу в хрупчайшем материальном теле человека, я знаю, что сны эти были частью включившийся системы сдерживания. Тогда я не думал о последствиях.
Бомж стоял на противоположной стороне улицы. Несмотря на летнюю жару, на нем была вязаная шапка и длинный неопределенного цвета балахон. Из дыры в сапоге торчал черный от грязи палец. Бомж пристально смотрел прямо на меня. Может быть, меня сия ситуация не очень и взволновала бы, если б не топор в его руках.
Пропустив автомобиль, бомж начал переходить дорогу, не сводя с меня глаз, и что-то неразборчиво бормоча.
Большой город на Волге. Лето. Центр. Выходной. Вокруг люди. Не очень много, но есть, гуляют парочки. И грязный безумный бродяга с топором, направляющийся конкретно ко мне. Бред.
Внезапно нахлынуло чувство дежавю, и я понял, что вспоминаю сон. Все было точь-в-точь. Именно этот бомж в моих снах последние несколько недель подходил ко мне, скованному ужасом и отрубал (одним ударом, как заправский палач) обе кисти, а затем, и обе ступни.
Я оцепенел. Бродяга приближался, я мог расслышать сиплый шепот «Осквернены… Долой… От скверны очищу…» Сейчас, когда я пишу эти строки сидя за любимым 19-ти дюймовым широкоформатным монитором, попивая чай из своей кружки, а из колонок доносятся разухабистые песни группы «Offspring», мне не так страшно и на ум приходят Гумилевские строки «Мгновенья быстрые бежали и наплывала полумгла, мой бледный ужас отражали бесчисленные зеркала». Красиво сказал гениальный поэт.
Там никакой красоты не было. Мое сердце аритмично билось, разгоняя по артериям и венам полную адреналина кровь со скоростью, наверное, 150 ударов в минуту. Бомж подошел уже на расстояние замаха топором, и о боже, как же он вонял! Казалось, вонь и ужас детского кошмарного сна не дадут мне сдвинуться с места, и топор, большой мясницкий топор, каким рубят туши свиней на рынке, вонзится в мою плоть, отсекая руки. Но если во сне я пытался закричать и не мог, выдавливая лишь хрип из распахнутого для вопля рта, то сейчас я все же вскрикнул. И спало оцепенение. И я побежал, ощущая, как рассек воздух за моей спиной топор, слыша, как взревел бродяга. Он побежал за мной. Прохожие, наконец, обратили внимание на происходящие, но, пока еще, не поняли толком в чем дело.
«Стой!» — рычал мне в след бомж, — «От скверны очищу!» Он отставал. Пропитое и прокуренное тулово пожилого человека подводило, я же, на выработанном адреналине, мог, наверное, до Китая добежать. Когда бродяга понял, что ему меня уже точно не догнать, он кинул в меня топор. В спину. И попал в правую лопатку обухом. И это стало последней каплей.