Я узнал о проклятии лет в 10. Я подметил, что с теми, кто находится неподалеку от меня, случаются мелкие неприятности. Если мы собирали ягоды в лесу, то на кого-то из моих приятелей обязательно падала шишка. Если мы шли на рыбалку, то клева не было ни у кого кроме меня. Если я смотрел на работу нашего кузнеца, то либо ломался его молот, либо рвались меха, либо случалось что-либо еще, неопасное для жизни, но очень неприятное. На мне мое проклятие никак не сказывалось. Успехи чередовались с неудачами, победы с поражениями. Но страдали окружающие. И когда мать ошпарилась супом (неожиданно отломилась ручка кастрюли), я ей рассказал о своих наблюдениях. Она поверила мне сразу и, как только ожоги зажили, повела меня к Керчиф. Керчиф была деревенской знахаркой. Вздорная, стервозная старуха. Она убедила мать оставить меня у нее, якобы для снятия порчи. На самом деле ведьма желала узнать, подействует ли проклятие на нее. А чтобы я не скучал, старуха заставила меня выполнять всю грязную работу по дому.

Проклятье действовало на ведьму, чему я нередко зло радовался. Через год умерла мать, а отца я никогда и не знал. Я остался у Керчиф. Через пару лет старуха сломала себе спину, и я ухаживал за ней. Знахарка привязалась ко мне; долгими вечерами я слушал ее россказни. Она рассказывала многое: о вампирах, о демонах, о призраках, о леших, о чертях и о прочей нечисти. Я не знал чему верить, а чему нет. Говорили, что раньше всей этой живности хватало. Старуха прожила 150 лет, и могла видеть, то о чем говорила. Ведьма рассказывала, я запоминал. Потом я пересказывал эти байки соратникам. Солдаты очень смеялись, была даже традиция: перед каждым боем Гиззард должен рассказать одну из бесчисленных своих историй, чтобы была удача. Мне не жалко.

На той войне я проклял свое проклятье, а потом поблагодарил. Проклял, когда у моего друга слетел с руки щит, и его зарубил враг. Поблагодарил, когда надо мной, раненым и безоружным, навис противник и собирался добить, но меч его сломался у основания, а, спустя секунду, шальная стрела пробила ему череп.

Война кончилась, я вернулся к Керчиф. Но я не успел, ведьма умерла. В деревне меня ничего больше не держало, я пошел бродить по миру, где нанимаясь в армию, где нанимаясь грузчиком, где и побираясь. Странствуя, я нанялся охранять одного старикашку: тот целыми ночами пялился на звездное небо, не выходя из своей башни, а тут приспичило поехать в другой город. Астроном был уверен, что за городскими стенами бродят стаи голодных и злобных бандитов. Я не стал его разубеждать. По пути он похвалил мое оружие. Я удивился и переспросил. Старик сказал, что палица иначе называется «Утренней звездой», и что, по его мнению, это самое благородное оружие. Тогда-то я и упросил придумать название моей дубине. «Сириус». Красиво.

С «Сириусом» и фляжкой у пояса, щитом за спиной, сушеным мясом и сухарями в заплечном мешке я шел по вечернему Крылу.

Таверна располагалось там, где и указал стражник. Дом был большой. Но кто же мог предположить, что таверна занимает весь первый этаж!

Войдя, я остановился, удивленно и немного робко глазея по сторонам. Таверна занимала огромный зал, потолок поддерживало несколько мраморных колон, а столько столов сразу я никогда не видел. За столами сидели и ели, пили, разговаривали богатые люди. Разница в наших социальных статусах сразу бросалась в глаза. Я, может быть, ушел бы, но… Я чертовски устал. Стараясь не обращать на себя внимания, я прошел к ближайшему свободному столику и сел. Боже мой!! Какое это блаженство — сидеть!!