Алексей застыл, как и полз, на четвереньках, правая нога вытянута, левая рука свободно волочиться, из входного отверстия в спине слабо бежит струйка черной крови, стекает по левому боку и капает на асфальт. Вампир не дышал и не шевелился, глядя на тело вампирши, с которой пришел.

— Снайпера? – позвал Козловский. Тишина. – Карпов? – тишина. – Аналитики? – тишина. — Группа прикрытия?

— Старшина Сабуров! Никулин ранен. Не вижу цели. Руки сильно дрожат…

— Контролируйте обстановку. Цель обездвижена. Я свяжусь с базой. – Как он это сделает, Козловский представлял плохо. Связь осуществлялась аналитиками, но те молчали. Нужно как-то проникнуть в фургон, а снаружи это крайне тяжело. Старший лейтенант не успел ничего придумать – вампир пошевелился.

Алексей поднял голову и посмотрел в глаза Козловскому. Столько боли во взгляде спецназовец еще ни разу не видел. Ствол его Кипариса медленно опустился.

Вампир отвернулся. Встал. И, сильно хромая, пошел прочь со стоянки. Козловский глупо смотрел вслед уходящему вампиру, понимая, что не сможет выстрелить тому в спину. В этот миг старший лейтенант твердо верил, что вампир может любить.

 

— Как он ушел??? С тремя осиновыми пулями в теле??? Как??? – допытывался у Козловского подполковник Никифоров часами позже. – Ты же в метре стоял!! Целился в него?? Как он ушел?

— Он двигался очень быстро… Я просто не попал ни разу… — неуверенно врал спецназовец. Он действительно стрелял. Выпустил всю обойму. В фургон, в асфальт, в забор… но не в вампира.

— Быстро двигался? Да он еле полз! И Сабуров, и Карпов это видели, не стреляли только потому, что прицелиться не могли!

— Да, сначала полз. А потом вдруг резко ускорился. И ушел.

— Черт!!! – в сердцах крикнул Никифоров.

Придя в себя от громкого стука в стену, он связался с базой и вызвал подкрепление и скорые. Затем, вылез из фургона, и, превозмогая головную боль сильную до тошноты, принялся оказывать первую помощь, тем, кому она еще была нужна. Козловский занимался тем же. Еще до приезда машин очнулся Рассохин.

— Сука он, — пробормотал майор. Он сидел на земле, прислонившись спиной к колесу фургона. – Ладно, поддержки его лишили…

— Он еще сказал что-то, перед тем как уйти, — сказал Козловский, щупая пульс на шее Махова. – По-английски. Что-то про боль и крыс.

— А? Про боль и крыс? – отозвался Рассохин. – Как это звучало?

— Что-то вроде: «Ай вант то пэйн зэ даун… рэт»

— I want to pain the down rat? – Рассохин болезненно поморщился. — Нет! – вдруг крикнул он. — Он сказал: I want to paint the town red! Он хочет не причинить боль нижней крысе! Он хочет раскрасить город в красное!!!!!!! – Рассохин резко поднялся, застонал и снова упал.

Никифоров, слышавший этот диалог и безрезультатно пытающийся реанимировать Свиридова, остановился, поднялся с колен и пробормотал:

— А ведь у него получиться…

 

Операция «Сеть» была провалена. Провалена в ничто. Шесть трупов: пятеро ветеранов омеловского спецназа и курсант с отличными боевыми характеристиками (Свиридов, как позже показало вскрытие, умер от кровоизлияния в мозг). Все остальные участники операции, кроме Козловского, получили мощнейший ментальный удар, и находились в омеловском госпитале.  Чуть больше повезло аналитикам – серебряные кузова фургонов немного экранировали, но все же каждый аналитик заработал себе сотрясение мозга разной степени тяжести.