Павел озадаченно нахмурился. Мужчина тем временем сделал шаг в сторону Павла. Тот четко осознал, что стрелять он не хочет. Он медленно поднялся с колена, не сводя глаз и стволов с незнакомца, который тем временем сделал еще несколько шагов навстречу, уже быстрее. Что будет дальше, Сайрик не знал. Он просто не опускал пистолеты, мучительно пытаясь понять, почему же он так четко уверен в том, что не собирается стрелять.

Незнакомец разбежался. Павел так не выстрелил, хотя столкновение было неизбежно. Неизбежно. Но все же его не произошло. Мужчина словно прошел сквозь лейтенанта. По крайней мере, Павел ничего не почувствовал, кроме легкого толчка в грудь. Потом он потерял сознание и повалился  на асфальт.

Пистолеты гулко стукнули об уличное покрытие…

 

***

 

— Что? – переспросил он у кого-то, толком не понимая, с кем разговаривает. Сознание нахлынуло на него шумным потоком, заставив ощутить боль в голове, которой он, должно быть, ударился при падении.

— Я говорю, что вам придётся сдать в багаж ваше оружие, сэр, – повторила миловидная девушка за стойкой. Павел находился в аэропорту, оформлял багаж.

— Да… Да, конечно, — проговорил он медленно и вытащил пистолеты, положив их на стойку. Ее помощник принялся упаковывать их в специальные контейнеры. Сайрик посмотрел на часы: двадцать минут до вылета.

— Не может быть, — растерянно пробормотал он.

— Простите, сэр? – она взглянула на него.

— Нет-нет. Ничего, — сказал он ей, на этот раз по-английски.

— Пожалуйста, ваше служебное удостоверение.

— Конечно, — Сайрик достал международное удостоверение и протянул ей. Она быстро занесла данные в компьютер, дождалась подтверждения и вернула ему билеты, паспорт и удостоверение.

— Приятного полета, сэр. Четвертый коридор, — она профессионально улыбнулась.

— Спасибо, — буркнул он в ответ.

 

Что-то изменилось. Это было на грани восприятия, практически невесомо, но все же не могло остаться незамеченным. Он чувствовал себя прекрасно, если не считать большой шишки на затылке и легкой головной боли. Но иногда он ощущал странное неудобство, словно кто-то наблюдает за ним. Возможно, так оно и было, он пока не мог сказать.

 

Он прошел через четвертый коридор и вошел в салон самолета. Его место было у окна в  первом классе. Кажется, Сергей воспользовался служебным положением, чтобы растранжирить лишка из бюджета отдела. Что ж, совсем неплохо. Лететь предстояло четыре часа.

Он дал о себе знать часа через полтора. Павел слушал сборник лучших композиций рок-н-ролла ушедшего уже двадцатого века. Элвис Пресли пел про рок в тюремных камерах. Великая песня, великий певец.

— И правда, великий. Пожалуй, он в списке всего лучшего, что оставил нам так называемый двадцатый век, — сказал знакомый голос. Павел услышал его, несмотря на максимальную громкость музыки в наушниках.

Он резко подался вперед, чуть не стукнувшись о спинку кресла перед ним. Его сосед – пожилой мужичок в сереньком костюме – напугано посмотрел на лейтенанта.

— It’s okay, — бросил ему Павел, — excuse me? – лейтенант поднялся. Пассажир подвинул ноги, чтобы Сайрик имел возможность выйти. Он встал и направился в сторону туалета, выключив на ходу плеер. Он, наконец, понял, что изменилось. Изменился сам он. Это уже не был лейтенант Вершинин. По крайней мере, не он один.